Иногда бывает так что уголовное дело не идёт в том смысле, в каком должно бы идти. Оно не раскрывается, не формируется, не обретает очертаний. Оно просто существует как будто по инерции, как будто само по себе. Именно так выглядит история с сфабрикованным делом против учёного Олега Мальцева.
По началу для вида всё происходило в рамках установленных процедур. Дело завели в ДБР, был начат сбор материалов. Шли следственные действия. Но год прошел, а воз и ныне там. Как ни старались, ничего не нашли. Тогда дело передают в СБУ. Возможно, с надеждой, что именно там, в иных условиях, в ином контексте, удастся найти “зраду”, а может быть и что-то посерьезнее. Параллельно начинаются движения в Национальной полиции. Казалось бы, в этом нет ничего противозаконного: взаимодействие ведомств и обмен данными. Однако, что мы наблюдаем в действительности? И хотя ответ уже дан бельгийской правозащитной организацией Human Rights Without Frontiers, которая назвала дело против ученого сфабрикованным, попробуем еще раз расставить все точки над “i” и посмотрим на это дело более комплексно.
Можно ли быть недовольным количеством того, что находится в рамках закона?
Один из самых примечательных моментов в этом деле связан с изъятием оружия. Сделаем ремарку: изъятие не боевого, а спортивного и охотничьего оружия, и не из тайного схрона, а из официального владения. Тем не менее, факт его наличия вызвал бурную истерику: сначала в соцсетях, где границы между фактами и эмоциями давно размыты, а затем и у стороны обвинения.
Уголовное производство по статье 263 Уголовного кодекса Украины (незаконное обращение с оружием) появилось практически сразу. Видимо, действовала такая логика: если оружие есть, значит, оно незаконное. А если его еще и слишком много, значит, что-то тут не так. Но впоследствии выяснилось: разрешения на всё изъятое оружие оформлены, документы в порядке, регистрация сделана согласно действующему законодательству.
И вот здесь начинается, пожалуй, самый тонкий сюжет. Сторона обвинения продолжает настаивать на 263 статье только потому что….недовольна количеством изъятого оружия. Можно ли быть недовольным количеством того, что находится в рамках закона? Очевидно, можно, если чьи-то эмоции подменяют норму. И кроме как попыткой интерпретировать норму как аномалию, если она не укладывается в привычные рамки, это назвать нельзя.
Между тем объяснение оказалось прозаическим. По данным Единого государственного реестра юридических лиц, Олег Мальцев — учредитель Международной федерации спортивной и тактической стрельбы. У федерации может быть инвентарь, а спортивное оружие может быть легальным.
Финал эпизода оказался формально логичным: суд первой и апелляционной инстанции оружие постановили вернуть законному владельцу. Но после такого бурного эмоционирования со стороны обвинения возникает ощущение, что порой соблюдение закона оказывается не аргументом, а раздражающим фактором.
Режим ожидания активирован. Прокурор Руслан Войтов
Другая особенность этого дела заключается в его скорости рассмотрения. А точнее, в практически отсутствия этой скорости и присутствии затягивании процесса. С момента начала предъявлен и подозрений, и взятия людей под стражу время стало играть отдельную роль.
Сторона обвинения, по наблюдениям защитников, прибегает к методам, которые, при внешней законности, дают один и тот же результат — продление меры пресечения.
Приведем пример, сторона обвинения дважды продлевала сроки досудебного расследования при этом после передачи материалов в суд выяснилось, что за это 4 месяца никаких следственных действий сделано не было. То есть сроки искусственно затягивались чтобы мариновать людей под стражей
Или же другой пример заключается в том, что сейчас делает сторона обвинения, стремясь как можно дольше оттянуть момент начала рассмотрения доказательств по существу. Не иначе как процессуальными “диверсиями” это не назовёшь.
Такое обращение со временем превращает его из нейтрального ресурса в средство давления. В этом случае сам ход следствия становится фактором, влияющим на участника дела не потому, что установлена вина, а потому что время идёт, подсудимые уже девятый месяц в СИЗО, а решение всё не принято.
Вместо весомых доказательств видео с украденного компьютера
Обычно принято, если речь идет о доказательствах в уголовном деле, то ожидается что-то весомое: вещественное, юридически грамотно оформленное, полученное с соблюдением процедур. В случае дела Олега Мальцева всё иначе. В центре внимания оказывается ни задокументированная встреча с “кураторами”, ни “диверсия”, а видеозапись с внутреннего совещания Европейской академии наук Украины.
На этом совещании обсуждалось, что делать в случае оккупации Одессы. Как защитить имущество, пожилых коллег, самих себя. Вернемся немного назад, когда происходило это совещание: весна 2022 года, обстановка в Одессе, мягко говоря, тревожная, тезисы о том, что город может быть оккупирован, звучали не в кулуарах, а с центральных каналов от самой администрации.
Однако важным в этом эпизоде стало даже не содержание видео, а способ, которым оно было получено. Данное видео не было в открытых источниках, оно хранилось на рабочем компьютере, который был выкраден, а момент кражи зафиксирован на аудиозаписи. Как после этого видео оказалось в деле — вопрос, на который пока нет убедительного ответа. Но известно, что при его получении не использовались открытые источники, несмотря на ссылки в материалах дела на так называемый протокол Berkeley.
Конституция Украины (статья 62, часть 3) и Уголовный процессуальный кодекс прямо указывают: доказательства, полученные с нарушением закона, являются недопустимыми. Вопрос в том, читаются ли эти статьи всеми сторонами одинаково.
“Нарубить и замесить”. Евгений Волошенюк
Есть и другие нюансы. Например, тот факт, что из часа записи другого совещания Академии где Мальцев прямым текстом говорит что так называемая «военизированная группа» это подготовленное украинское подполье на случай оккупации города вражескими войсками в официальный рапорт сотрудник военной контрразведки СБУ Евгений Волошенюк внёс примерно 10 минут. И не просто внёс, а снабдил их собственным смыслом и интерпретацией. Вырванные из общего контекста фразы были оформлены как ключевые доказательства. Остальная часть не вошла.
И вот здесь появляется то, что юристы называют нарушением принципа полноты и объективности досудебного расследования. Потому что кроме первого видео существует второе, которое объясняет сказанное в первом. Не смотря на то, что статья 9 УПК Украины требует от стороны обвинения исследовать не только обстоятельства, которые изобличают лицо, но и те, которые его оправдывают или смягчают его вину, упоминания о втором видео, вероятно, не входило в планы Волошенюка. У него, как пишут в иронических комментариях, впереди маячило повышение.
Между тем, вся история ложится в рамку времени. Тогда, в 2022 году, обсуждение мер самообороны происходило в рамках не только эмоциональной реакции, но и в рамках официальной государственной политики.
Экспертиза “восьмидневка”. Быстро, удобно и в духе времени
Не менее интересна судьба экспертизы этого злополучного видео. В материалах следствия, сторона обвинения ссылается на заключение, выполненное судебным экспертом СБУ со стажем работы 1 год за…8 дней. А комиссия экспертов Минюста работала над этой же самой экспертизой 68 дней. То есть эксперт СБУ провел исследование в 8 раз быстрее, чем комиссия специалистов Минюста, в состав которой входят эксперты с 20-летним опытом. Но дело даже не в этом, а в подведомственности и конфликте интересов. Учреждение, которое проводит экспертизу должно быть независимым от органов, осуществляющих оперативно-розыскную деятельность, органов досудебного расследования и суда.
И тогда возникает главный вопрос: каков вес доказательства, если оно возникло на границе между тем, что есть, и тем, чего хотелось бы увидеть?
“Ты будешь есть через трубочку!”
В деле Олега Мальцева мы, кажется, видели все. Но сегодня это дело постепенно начинает обрастать побочными сюжетами, каждый из которых как лакмусовая бумага. Один из них это то, как ведут себя представители обвинения в отношении адвокатов. Поведение, о котором в нормальной юридической практике принято не говорить вслух, здесь становится почти центральной темой.
Декабрь 2024 года. В здании суда сотрудник военной контрразведки СБУ, Евгений Волошенюк, обращается к адвокату с прямой угрозой — та самая фраза про «трубочку», через которую, по его словам, она будет есть, а идя по коридору толкает ее ногой. Всё это происходит в стенах суда и при свидетелях. То есть в рабочее время сотрудник военной контрразведки вместо того чтобы выполнять свои прямые служебные обязанности, пришел в суд угрожать адвокату.
Следом — январь 2025. На судебное заседание приходит одесский активист, по некоторым данным курируемый СБУ. Он угрожает адвокату Панченко «общественным мнением», после чего в его телеграм-канале появляется публикация с фото адвоката. С помощью ботов начинается травля адвоката в сети Интернет. Были призывы к обнародыванию личных данных адвоката и ее адрес проживания, а также высказывания о физической расправе с адвокатом возле суда.
Параллельно из дела уходят двое адвокатов. Причина неофициальная, но показательная: угрозы военкоматом.
В апреле 2025 года происходит событие, которое в иной правовой системе вызвало бы эффект разорвавшейся бомбы. Адвокат Ольга Панченко, главная фигура защиты в этом деле, арестована. По тому же делу, в котором она осуществляла защиту. По завершению расследования прокурору от стороны защиты были открыты материалы по делу, открывала их адвокат Ольга Панченко. Документы открывали в присутствии того самого прокурора, который спустя меньше двух месяцев вручил ей уведомление о подозрении и настаивал на ее содержании под стражей без права внесения залога. При этом, подозрение адвокату было подписано без даты.
В информационном поле адвокаты, которые поддержали коллегу подверглись угрозам и давлению со стороны заангажированных активистов и журналистов. Были попытки развязать против адвокатского сообщества интернет-травлю. Некоторым из адвокатов даже звонили из СБУ и пытались провести «профилактические беседы» о недопустимости поддержки коллеги.
И вишенка на торте—это май 2025 года. Выясняется, что ныне уже подполковник военной контрразведки СБУ Евгений Волошенюк полгода прослушивал телефон адвоката. Он подделал рапорт, где выдал телефон адвоката за телефон Олега Мальцева, зная, что прослушка телефона адвоката требует особых процедур и санкций, он путем подделки документов, обошел эти процедуры.
“Я видел два удара в корпус”. Цена показаний
В деле Олега Мальцева речь идет не только о судьбе ученого, но и о тех, кто оказался вместе с ним в СИЗО. Они не осуждены, не признаны виновными, но их продолжают держать в СИЗО как заложников. Показания в любом деле, как предполагается, нужны. И сторона обвинения, по всей видимости, решила, что показания можно не собирать, а выбивать.
И такой прецедент есть. Бывший журналист, который не признавал себя виновным, однако через 4 месяца пребывания под стражей в СИЗО пошел на сделку со следствием, признал себя виновным в участии в незаконном военизированном формировании.
Как сообщает портал Верба Новини, “когда устные угрозы исчерпали себя, в отношении Мирослава Бекчива в Одесском следственном изоляторе применили физическое воздействие.
«Я видел два удара в корпус — в область солнечного сплетения. Далее прозвучала фраза: «Ты еще долго будешь из себя героя корчить?» — и удушающий прием. Избиение Мирослава происходило в присутствии оперуполномоченного третьего корпуса Мазуренко Владимира Васильевича. Он стоял рядом с сотрудниками СБУ, молча наблюдая за беззаконием».
Сколько подобных эпизодов, связанных с избиением Мирослава Бекчива, было — неизвестно. Однако уже через несколько недель он согласился на сделку, получил условный срок и в тот же день покинул СИЗО.”
“А судьи кто?”
Суд, в идеальной представлении, это последняя надежда на беспристрастность. Именно суд должен выносить решение, опираясь на текст закона и логическую связность доводов. Но дело Олега Мальцева с самого начала складывается иначе.
Судьи в этом деле постоянно менялись один за другим. Иногда по уважительным причинам, а иногда, как предполагают адвокаты, просто потому, что немногие хотят вписать себе в послужной список явно проблемный процесс. Слишком очевидна сфабрикованность дела и “притянутые за уши” доказательства. Никто не хочет быть судьёй, который «был в этом деле».
В итоге сегодня процесс рассматривает судья Юрий Кривохижа, который, по мнению адвокатов, играет на стороне прокуратуры.
Возникает ощущение, что мы наблюдаем не за судебным рассмотрением дела, а за театральным представлением. Игра ведётся по правилам, но правила заданы кем-то другим и где-то вне процессуального зала. Участники на местах, протоколы оформлены, реплики произнесены. Только вопрос кто слушает?
Возможно, именно в этих паузах между текстами законов и реальными действиями зала суда и звучит главная интонация этого процесса. Не голосом обвинения или защиты, а молчанием тех, кто мог бы сказать: “достаточно”. И не сказал….
***
Если попытаться подвести итог, не теряя достоинства языка и без обсценной лексики, станет ясно: то, что именуется «делом Олега Мальцева», не является ни уголовным расследованием в подлинном смысле, ни попыткой установить истину, ни даже формально убедительной следственной конструкцией. Перед нами дело, в котором отсутствует логика, внутренняя связность и хотя бы видимость интеллектуального усилия.
Полуторагодовое хождение по кругу, в котором любой повод годится, лишь бы не отпустить ученого из-под стражи, давно утратило сходство с расследованием и превратилось в метод. Метод демонстрации власти и реализация личной мести, факт наличия которой был выявлен французской правозащитной организацией European Coordination for Freedom of Conscience.